Художник Н.Н. Хохряков (1857–1928) родился в Вятке, но стал известен всей России как ученик И.И. Шишкина, работавший в изобретённой учителем технике цинкографии. Газета «Московский листок», издаваемая 40-тысячным тиражом, оформлялась Николаем Николаевичем рисунками-картинами в течение 20 лет. Будучи племянником братьев Васнецовых, он занялся творчеством под их влиянием. Ныне дом-музей художника в Копанском переулке 4, являющийся филиалом Вятского художественного музея имени В.М. и А.М. Васнецовых, хранит сотни произведений живописи и графики Н.Н. Хохрякова. А недавно были получены копии интересных писем 1929–1931 годов из г. Халтурина (Орлова) от Юлии Николаевны, младшей сестры Николая Хохрякова.
Даже такой просвещённый краевед-архивариус, как Владимир Александрович Любимов, не знал, когда и где умерла Юлия Николаевна. Только сейчас, спустя почти век, прочитав письма, хранящиеся в московском музее-квартире А.М. Васнецова, можно было обратиться в Орлов, чтобы узнать дату смерти сестры Хохрякова. Именно Юкка — так звали её домашние — на протяжении многих лет сопровождала брата на этюды, ездила с ним в Москву и Петербург, готовила для него нехитрые блюда и лечила во время обострения плеврита. Благодаря орловскому краеведу Геннадию Ефимовичу Суворову сейчас мы знаем, что Юлия Хохрякова всего на два месяца пережила Аполлинария Михайловича и в 1933 году была похоронена в полюбившемся ей Орлове.
«Он был человеком великой души», — так написала о брате Юлия Николаевна в письме Аполлинарию Васнецову в 1929 году после смерти Хохрякова. Она сберегла документы, полувековую переписку Николая Николаевича и Аполлинария Михайловича, спрятав их на чердаке во время ремонта дома в Копанском переулке. Сейчас они хранятся в рукописных архивах Третьяковской галереи и музея-квартиры А.М. Васнецова. Сестра выполнила завещание Николая Николаевича и все произведения живописи и графики, а также коллекции брата в Вятском художественном музее передала из рук в руки Елене Сергеевне Москалец, коллеге Хохрякова.
Оказавшись без поддержки брата, Юлия Николаевна по-родственному обратилась за помощью к искусствоведу Николаю Георгиевичу Машковцеву. В 1929 году он работал в Третьяковской галерее, но до этого был сотрудником Наркомпроса, отвечал за музейные дела в российской провинции. Машковцев организовал выезд Юлии Хохряковой в г. Халтурин, где заведующим краеведческим музеем был образованный, ответственный и трудолюбивый москвич Василий Фёдорович Северновский. Он и обустроил жизнь Юлии Николаевны в этом городке.
9 августа 1929 года она писала Васнецову: «Глубокоуважаемый и близкий по душе Аполлинарий Михайлович! Ваше письмо было мне самым дорогим сюрпризом, когда я возвращалась домой из церкви. Сегодня празднуется память целителя Пантелеимона. Погода стоит жаркая, но я блаженствую: моя квартира на окраине города, пыли нет, кругом масса зелени. На расстоянии двух кварталов — чудный сосновый лес сельхозфермы, но я ещё там не бывала… Предпочитаю ботанический сад, который при музее».
Далее Юлия Николаевна сетует, как они с братом просчитались в выборе места проведения предыдущего лета 1928 года. Семидесятилетний заведующий картинной галереей Николай Хохряков, тяготившийся хлопотной службой, с 1 апреля наконец-то стал «пенсионером и свободным гражданином». Тогда неразлучные брат и сестра договорились с учительницами-сёстрами Двиняниновыми из села Адышева и устроились при школе. Здесь была написана последняя адышевская серия пейзажей. Но, работая на жаре четыре часа подряд над большим полотном «Деревня Шмели» (1928), Николай Хохряков получил первое кровоизлияние в мозг.
Далее Юлия Николаевна пишет: «Вид сада очень живописный и достоин кисти художника. Я очень жалею, что не увезла в прошлое лето Николая Николаевича в Халтурин. Уверена, что он был бы ещё жив и мирно доживал бы свою старость, наслаждаясь любимым искусством — живописью. Но не было у нас человека, который бы понял нас и сильной рукой направил бы нас в Халтурин».
О характерах своём и брата она замечает Аполлинарию Михайловичу: «Вы знаете деликатность Николая Николаевича, он мог только молча страдать, а я высказывала обо всех неделикатных поступках окружающих. Я и была яблоком раздора. Теперь меня кругом все винят; но кто знал характер Николая Николаевича и видел, в какой обстановке пришлось ему жить, тот всегда скажет, что смерть его была преждевременно вызвана неблагоприятными условиями». К ним следует отнести и ремонт дома, который в течение трёх лет проводил Николай Михайлович Рязанцев, тридцатилетний двоюродный брат Хохряковых, поселившийся у них. Требовались деньги, и Хохряков их зарабатывал, выбиваясь из сил и не имея возможности писать на свободе. Персональная пенсия задерживалась. Не дождись, не получи её музейщик и художник, было бы, как у учительницы Юлии Николаевны, 14 рублей в месяц.
Сестра Хохрякова продолжает письмо: «Моя совесть чиста: я всё и всем простила и полностью отдала всё, что было в доме. Ни на кого ничего не имею и только благодарю Бога за Его милость ко мне, что Он дал мне решимость порвать всё и устроить себе скромную и покойную, и очень радостную жизнь. Здесь иду в церковь, когда имею желание, а в Вятке постоянно слышала грубое порицание своему стремлению быть в храме. И моя жизнь устроилась так, что должна ежедневно возносить благодарение Создателю. Вам приношу глубокую благодарность за Ваше родственное отношение ко мне, за Ваши присылки в музей каталога Вашей выставки и альбома старой Москвы…».
Чтобы прояснить обстоятельства смерти Николая Николаевича, обратимся к переписке Хохрякова и Аполлинария Васнецова в октябре 1928 года. Николай Николаевич писал: «Я приехал сюда 12-го в пятницу, завтра будет неделя. Сестрицу оставил в Адышеве, у неё сильнейшая неврастения, и, быть может, она там поуспокоится в тишине. У меня всё сердце выболело за неё, и я не знаю, как буду без неё здесь жить. Ей хотелось остаться там на зиму». Хохряков же скончался 19 декабря, в «Николу зимнего», от обширного кровоизлияния в присутствии двоюродного братца Коленьки, которого очень любил.
Юлия Николаевна переживала, что заставила Николая Николаевича волноваться о себе. Из Орлова в Москву она писала: «Глубокоуважаемый и в скорби утешитель Аполлинарий Михайлович! Вот уже скоро год, как я одинока. На всё воля Божия, но я мучаюсь своей болезненностью. Какой я оказалась слабой, беспомощной, что не могла дать отпор властным насилиям, клеветам и лицемерию, которые сыпались на нас с Николаем Николаевичем… Вместо того чтобы быть крепкой опорой для него, я сама разболелась, доставляя ему волнения и заботы о себе. А он был такой нежный, воплощённая кротость, любовь и искусство. Ищу утешения в храме, но и на этом пути одни скорби: представителей Церкви арестовывают, храмы закрывают. Как Бог поможет всем пережить такое трудное время?».
В Орлове Юлия Николаевна сделала всё так, как будто расставания с братом не было. В её письме Аполлинарию Васнецову читаем: «В халтуринский музей я пожертвовала фотографический портрет Николая Николаевича, сидящего у стола за рисованием. Фотография очень удачна. Брат совершенно как живой, лицо довольно крупное. Халтуринский музей к его памяти отнёсся тепло и искренне. Я пожертвовала около 40 работ масляными красками, карандашом, углём и мелом, и им отведена самая большая и светлая комната. На одной из стен помещён портрет Николая Николаевича, напечатана краткая биография, взятая из его жизнеописания, которое он подготовил сам для получения пенсии. Оригинал я храню. Быть может, кому-нибудь придёт желание написать и напечатать о его жизни и деятельности, хотя это сомнительно. Не слыхали ли Вы от кого-нибудь о судьбе всех его работ, будут ли они в Вятском музее или их разошлют по музеям государства?».
Юлия Николаевна спрашивала так озабочено, потому что 5 января 1929 года она направила заявление в Наркомпрос. «Учитывая волю брата, хотя и не оформленную юридически, но хорошо известную мне, как идейно близкому ему человеку и прожившему с ним вместе около полустолетия, а также желая, чтобы художественное наследство покойного получило, возможно, более широкое распространение и, следовательно, признание», она передавала работы Н.Н. Хохрякова государству. Понимая всё значение художника для России, сестра просила, чтобы приехал сведущий человек из Главмузея и распределил по музеям страны полотна Николая Николаевича, чтобы не затерялись стоящие произведения в легкомысленных куплях-продажах, не оказались бросовыми. Но то ли была очередная неурядица со сменой руководства Наркомпроса, то ли при великих идеях до конкретного человека и его искусства не дошли руки, никто не приехал, всё осталось в Вятке на наше счастье.
Юлия Николаевна была благодарна директору халтуринского музея В.Ф. Северновскому за разрешение проводить среди картин брата сколько угодно времени и созерцать, как некогда делал сам Николай Николаевич. В 1925 году он писал Аполлинарию Михайловичу: «Как только начинают стены у меня пустовать, так я сам не свой. Вот надо мной висит наш старый дом с шапками флоксов кругом, и я счастлив: мне и в сад не нужно выходить, он всегда передо мной. К тому же сейчас всё там мёртво, засыпано снегом и безжизненно, а на стене тёплый осенний день, и цветы цветут, и чуть-чуть скользнуло солнышко по стене, и доволен, и не надоедает, что всё так держится в одном положении. Если бы была возможность, я бы не продавал ничего, а жил бы как в музее из своих картин и чувствовал себя Крёзом!».
В мартовском письме 1931 года Юлия Николаевна как будто попрощалась со всеми дорогими родственниками: Аполлинарием Михайловичем и его супругой, женой и дочкой В.М. Васнецова: «Искренне благодарю Вас за Ваши тёплые отношения ко мне, старому инвалиду. Желаю Вам всем здоровья и шлю искренний привет Вам, Татьяне Ивановне, Александре Владимировне и Татьяне Викторовне с пожеланием всего доброго и спокойствия души. С глубоким уважением и благодарностью к Вам. Юлия Хохрякова».
Картины брата, подаренные ею в Орлов, в 1954 году при ликвидации художественных отделов краеведческих музеев возвратились в Вятский художественный музей имени В.М. и А.М. Васнецовых. Здесь они реставрируются и в течение уже двадцати лет экспонируются на выставках в доме-музее Н.Н. Хохрякова в Копанском переулке 4.
На фото: в центре сестра и брат Хохряковы; портрет сестры Юлии. Н.Н. Хохряков, 1879 г.
