В фондах Кировского областного краеведческого музея имени П.В. Алабина хранится рукопись «Родная моя деревня Кузякины». Её автором является Иван Семёнович Кузякин (1921 г.р.), уроженец деревни Кузякины Свечинского района. В 1991 году на основе своих детских впечатлений, воспоминаний родственников и бывших односельчан он рассказал об укладе жизни родной деревни в 1920–1940-е годы. Особый интерес вызывает описание религиозно-нравственного состояния местного населения, народных традиций, связанных с годичным кругом церковных праздников. Важно помнить, что описываемые события происходили на стыке двух исторических эпох: с одной стороны, ещё были живы традиции патриархальной дореволюционной деревни, но уже появлялись начатки нового социалистического общества, что в скором времени привело к исчезновению многовекового деревенского уклада жизни.
Деревня Кузякины находилась на расстоянии одной версты от села Ильинского Котельничского уезда и входила в приход церкви пророка Божия Илии. Сейчас от этого села остался лишь разрушенный храм, а на месте Кузякиных растёт лес. Но ещё столетие назад в здешней округе кипела жизнь. Далее рассказывает Иван Семёнович Кузякин:
«Деревня Кузякины была расположена на живописном берегу реки Матюг. В ней около омутов рос хвощ, камыш, цвели чудесные кувшинки и лилии. Омуты были глубокими и чистейшими. В них водилась разнообразная рыба. В 1908 году через Матюг построили мост на бетонных опорах. На другом берегу реки на невысоком холме располагалось село Ильинское. В нём были две школы, маслозавод, паровая мельница, два магазина и склад под льноволокно. Украшением села являлась церковь. У нас в деревне народ был верующим в Бога, поэтому свято соблюдал религиозные обычаи. До закрытия храма в Ильинском в 1936 году все ходили туда молиться, а из церкви шли и меж собой толковали о том, что помолились Богу и на душе легче стало. Садясь за стол поесть и выходя из-за стола, тоже обязательно молились. В престольные праздники старшие в семье непременно читали молитвы.
Мне на всю жизнь осталось памятным, как однажды мы с братом Федькой молились Богу в день Рождества Христова. В тот день мой отец Семён утром встал на вытяжку перед иконами. Нас, пацанов, поставил рядом с собой. Размашисто и с усердием он клал кресты со лба на пуп, с плеча на плечо и нас заставлял так же креститься. Мы с Федькой крестились и смотрели на святые лики на иконах, стараясь подражать отцу и изображая себя покорными Господу Богу. Отец крестился и шёпотом произносил слова молитвы «Отче наш». Когда он произносил: «Хлеб наш насущный даждь», нам послышалось: «На улице дождь». Мы глянули в окно, а дождя-то нет, прыснули от смеха и расхохотались. Мать выбежала из кухни и огрела нас по рожам грязной тряпкой. Мы глянули друг на друга и увидели, какими мы стали черномазыми, и пуще прежнего засмеялись. Отец не выдержал, взял нас за уши и вывел из избы, говоря при этом, что с нами больше нагрешишь, чем помолишься.
Мой дедушка Никифор Петрович был очень верующим человеком. Он по воскресным и праздничным дням обязательно ходил в церковь. Одевал тогда лучшую одежду, тёмно-синий чапан и чёрную кожаную фуражку, начищал до блеска сапоги. Всегда в храме ставил свечу у иконы Пресвятой Богородицы. Потом подавал священнику записки за упокой и за здравие. После этого шёл на исповедь, во время которой батюшка спрашивал о грехах, а дедушка на каждый вопрос отвечал: «Грешен у Господа Бога». Затем было Причастие. С очищенной душой Никифор Петрович возвращался домой и всем членам семьи внушал веру в Бога.
Приступая к работе, он всегда говорил: «Господи, благослови». А когда дело не клеилось, молился: «Господи, помилуй» или «Господи, прости». Детям и внукам напоминал не забывать старую пословицу: «Без Бога — ни до порога, а с Богом — за синее море поезжай». За хорошие дела, говорил, нужно человека отблагодарить и сказать: «Спасибо». «Спасибо» — это святое слово, оно означает «Спаси Бог». Ездил дедушка молиться и в город Архангельск в знаменитые северные монастыри. Когда он отправлялся в путь, мой отец Семён его спросил: «Найдёшь ли дорогу-то?» «Язык до Киева доведёт», — ответил дед. Кстати, в то время до Киева было значительно легче добраться, чем до Архангельска. Ехал Никифор Петрович и на гужевом транспорте, и на поезде, плыл на пароходе. От поездки у него осталось много впечатлений. Об этом он часто рассказывал деревенским мужикам.
Самым светлым в нашем Ильинском приходе был праздник Крещения Господня. Народ в село собирался со всей округи: кто ехал на санях, кто шёл пешком. После обедни все отправлялись из церкви к реке Матюг. Священник с диаконом, одетые в ризы, шли впереди. Диакон нёс икону, а священник — кадило и серебряный крест. Сзади всех шёл низенький беспризорный мужичок Илюшка-Кривенький глазок. Он был от вершка два вершка, но с характером. Священник возле проруби читал молитву: «Когда Ты, Господи, крестился в Иордане, открылось поклонение Святой Троице, ибо глас Родителя свидетельствовал о Тебе, называя тебя возлюбленным Сыном, и Дух в виде голубя подтверждал истину слова. Христе Боже, явившийся и просветивший мир, слава Тебе!» — после чего опускал крест в воду.
Отойдя от проруби, батюшка махал кропилом, и в этот момент откуда ни возьмись Илюшка-Кривенький глазок весь голенький бросался в прорубь, окунувшись, быстро вылезал, одевался и бежал в церковь. Верующий люд гудел от негодования, а священник, раздражённый этим случаем, опять опускал крест в прорубь, чтобы освятить воду. После этого народ набирал её в бутылочки или флаконы. Придя домой, освящённой водой брызгали во все углы избы и хлева, где содержался скот. У Илюшки действительно один глаз был кривым. Мужичок этот делал доброе дело для всей округи: он ходил по деревням и рассказывал, как можно выткать ткань с тем или иным узором. Понравившиеся образцы он брал у одних и передавал другим, таким образом совершался обмен узоров в округе. За эту услугу женщины давали ему кусок хлеба.
Широко у нас отмечалась Масленица, приуроченная к проводам зимы. К празднику народ готовился заранее. Парни до блеска чистили бляхи на конной сбруе, а также колокольцы и бубенцы, которые прикрепляли к дуге. К ней ещё привязывали красные бантики и ленты. Лошадей кормили овсом, чтобы они были резвыми. В деревнях Кузякины и Ганичи строили горки-катушки. Масленица длилась неделю, и каждый день хозяйки пекли блины. Ели их с маслом и со взбитым мороженным молоком. По вкусу оно было не хуже сметаны. В Масленицу ходили к родственникам в гости и при том обязательно с гостинцами.
В первый день праздника верующий люд шёл в церковь к заутрене, а парни запрягали лошадей кто в кошёвку, а кто в сани. Я помню, что в конце 1920-х годов мои братья Пётр и Василий запрягали Сивка в сани. К ним приходили их друзья Егор Дмитриевич и его братик Николай с гармошкой. Садились они в сани и ехали рысцой в Ильинское. Николай играл на гармошке, а остальные парни всем гамазом пели песни. В селе делали два круга вокруг храма и подъезжали к дому Максима. Там лошадь уже была запряжена в кошёвку. В неё садились Иван и Николай Максимовичи и сходу запевали. Под звон колокольцев и мелодичные звуки гармошки лошади неслись, как бешеные. По Кузякинской деревне проехали два раза и остановились у катушки, к которой собирались парни, девчата и пацаны даже из соседних деревень. Катались и на санках, и на досках, и просто на ногах. В последний день Масленицы молодёжь на насыпи у реки Матюг жгла костёр. Иногда мужики приносили старые колёса от телег.
Весело отмечалась на приходе Пасха. По обычаю красили яйца в луковой шелухе. Они становились тёмно-красными и являлись украшением праздничного стола, были радостью для детей. Пекли ещё из ржаной муки куличи треугольной формы. Сверху их посыпали солью и анисом. За праздничным столом разговлялись после Великого поста яичками. Куличи обычно ели с молоком. Христосовались даже парни с девушками. Молодец говорил: «Христос воскресе!», а девица отвечала: «Воистину воскресе!» Они обменивались яйцами и целовались. Нередко были случаи, когда таким способом парень находил девушку себе в жёны. Крашеные яйца дарили родным, знакомым и нищим. С ними ходили на могилы поминать умерших родственников. Раньше пасхальные яйца считались святыми, они хранили жильё от пожаров, а посевы от града. Поэтому моя мать Ксения одно яичко клала в соломенную корзинку и подвешивала к потолку перед божницей.
Вторник Светлой седмицы назывался святым купалищем. В этот день молодые девушки обливали водой тех парней, которые проспали пасхальную заутреню. Моя мать рассказывала, как однажды Татьяна Ионовна и Мария Дмитриевна ранним утром в купалище ходили по деревне с вёдрами воды и веником и заходили в избы, где жили парни. Пришли в Акимов дом. Там ещё спал Михаил Акимович. Они его обрызнули с веника холодной водой, а он с перепугу вскочил с кровати, как ошпаренный, выругался, схватил на кухне ведро с водой, нагнал девушек в ограде и облил их с головы до ног. Долго деревенский народ смеялся над этим случаем.
На пасхальной неделе родители вешали в оградах качели для своих детей. Главные же качели ежегодно устанавливали в соседней деревне Семухины. Там перекладину удачно клали между тополями на развилку стволов. Парни и девушки со всей округи качались парами на тех качелях.
Вспоминается и Благовещение Пресвятой Богородицы. Про этот праздник, который приходится на 7 апреля, люди говорили так: «В этот день птичка гнёздышко не вьёт, дева косы не плетёт», то есть ничего не полагается делать. А тех, кто нарушает этот обычай, тому якобы проникает в душу нечистая сила, и она будет творить всё назло: что бы ты ни делал, всё пойдёт насмарку.
Торжественно отмечался на приходе Ильин день. К этому празднику крестьяне уже выжинали рожь, а до уборки яровых оставалось ещё свободное время. Ранним утром 2 августа колокольный звон гудел во всю Ивановскую. Со всей округи шёл и ехал в Ильинское народ. Верующие отправлялись в церковь, где совершалась праздничная Литургия. Даже помню, как я, пацан, с матерью стоял в храме в первом ряду напротив иконостаса. И вот монашки запели молитву «Отче наш». Протяжная и красивая мелодия раздавалась по всей церкви. «Аминь» и «Господи, помилуй» прихожане пели все вместе, крестились и кланялись. После Литургии служили молебен пророку Илии. На душе было хорошо, и хотелось быть добрым.
Вся площадь около храма была заполнена народом. Из церкви мать повела меня к карусели, где на каретах парами кружились парни с девушками. Я видел, как на одной из карет катались брат Пётр с сестрёнкой Верой. Карусель была обтянута цветным материалом, а вверху по всей окружности висели разноцветные кисти. Возле неё стоял весёлый клоун с гармошкой, разодетый в модную одежду. Он играл вальс, звуки которого тёплый ветерок разносил по селу.
Но вот на площади появились артисты. Впереди их шёл здоровенный тяжелоатлет в красной рубашке. Он всё время кричал на зевак: «Посторонитесь, посторонитесь!» — и приглашал всех на представление. Сзади этой группы шёл укротитель и вёл на цепи медведя. За ним следовала целая толпа, потому что всем было интересно посмотреть на живого зверя. Я с матерью тоже пошёл в этом потоке людей. Около фотографов встретил братана Санка Ионовича. У него было желание сфотографироваться, но не хватало денег. Я выпросил у матери денег, и мы с братаном вместе сфотографировались.
В Ильин день всегда была ярмарка. Из Котельнича торговцы привозили пряники, карамель, баранки, бублики и другие лакомства, которыми они торговали на временно сколоченных столах. За ними стояли телеги. На них лежали предметы гончарного производства: крынки, горшки, чашки, корчаги, а также сбруя для лошадей, вилы, грабли, косы, серпы, бруски и другие инструменты. Местные жители продавали мёд, свежие огурцы и ягоды: чернику, голубику, черёмуху. В общем, на этой ярмарке крестьянин мог купить кой-что необходимое для своего хозяйства.
Я вёл свою мать туда, где продавали лакомства. Мама, хлебом не корми, любила торговаться с продавцами. Купив карамель, пряники и ягоды, говорила мне, что выторговала один семишник, то есть две копейки. А вот покупая крынку, не смогла выторговать даже одного гроша. Мы пошли ближе к дому и остановились около земской школы. Здесь было много народа, стоявшего по кругу, в середине которого мужичок наяривал на гармошке. Под его игру парень с девушкой плясали барабушку и пели задиристые частушки, а зрители их подбадривали, хлопая в ладоши.
Вдруг кто-то из толпы крикнул: «Глико, человек на колокольне!» Все мгновенно устремили взоры на церковь. Выйдя из толпы, я заметил верхолаза на кресте. Он кланялся и махал одной рукой. Увиденное меня взволновало, но мать уже тянула за руку домой, так как опаздывала доить корову. По дороге говорила, что вырасту большим и ещё не такое увижу. Богатый впечатлениями от праздника, я радостным шёл с матерью домой.
По праздничным дням обычно по избам ходили нищие. Вот и в Ильин день к нам прибрёл один такой, весь в лохмотьях с котомкой в руке. Он, сняв шапку, начал креститься и приговаривать: «Подайте милостинку ради Христа!» Мать отрезала от каравая горбушку и подала её нищему, при этом сказав: «Тожо хлеба-то нетута, скоро сами по миру сбирать пойдём». Нищий положил кусок в котомку, перекрестился и начал причитать: «Да не забудет вас Христос Бог!»
Не стихия природы снесла нашу деревню, но бедствием для неё явилась социальная жизнь в 1950–1970 годах. Если во время войны народ мирился с пустыми трудоднями, то после он не хотел бесплатно работать. Молодёжь стала уезжать в города, а потом за ними потянулись их родители. Непомерно велик был сельхозналог и страховка. Колхозы же по нищенским ценам (четыре рубля за центнер) сдавали государству зерно, хотя в то время пустой мешок стоил пять рублей. После 1962 года деревня Кузякины считалась неперспективной, и в 1978-м её не стало».
На фото:
— Деревня Кузякины и вид на село Ильинское. Вторая половина ХХ века;
— Храм в Ильинском, 2022 год.
