Михаил Николаевич Решетников (1876–1950) родился в селе Якшур-Бодья Сарапульского уезда Вятской губернии (по другим данным — в селе Такашур Малмыжского уезда). Появившись на свет в семье священника, он остался в истории как краевед, общественный деятель и литератор.
По окончании духовного училища в Сарапуле и семинарии в Вятке Михаил Решетников в 1897 году стал студентом Санкт-Петербургской духовной академии. Получив степень кандидата богословия, он, несмотря на лестные предложения остаться инспектором учебного заведения или же отправиться миссионером в Америку, вернулся на родину. С 1901 по 1907 год преподавал латинский язык и русскую литературу в Вятском духовном и женском епархиальном училищах.
Михаил Николаевич стал одним из учредителей и активных членов Вятской учёной архивной комиссии (ВУАК). Ещё в 1903 году он вместе с членами Вятского губернского статистического комитета Н.А. Спасским и А.С. Верещагиным, членом Пермской учёной архивной комиссии протоиереем И.М. Осокиным, действительными членами Археологического института в Санкт-Петербурге Н.К. Поповым и Л.И. Софийским подал губернатору докладную записку о необходимости организации в Вятке столь нужного краю учреждения. Ровно через год М.Н. Решетников выступил на заседании ВУАК с речью о «задачах деятельности комиссии и условиях их выполнения».
В 1902 году Михаил Николаевич обвенчался с дочерью священника Марией Ивановной Трониной, подарившей ему сына Михаила (1903–1990), впоследствии известного вятского литератора, и дочь Ольгу (1908–1937).
Большой (в целое десятилетие) период жизни М.Н. Решетникова связан с его работой в Вятском губернском земстве. Придя сюда в 1907 году, он занял должность секретаря губернской земской управы. С 1911 года его, ставшего земским начальником, начали переводить в разные города и сёла губернии. По мнению его сына Михаила Михайловича, «уход в земские начальники был ошибкой» отца, поскольку тот «оставил свою литературную работу».
М.Н. Решетников, ещё учась в Петербурге, начал печатать в столичных периодических изданиях свои очерки и рассказы, главным образом из удмуртского быта. Они явились своего рода откликом на нашумевшее «Мултанское дело», и журналы брали их охотно. Позднее он продолжил свою литературную деятельность, будучи уже преподавателем в Вятке, посылал свои произведения в петербургские журналы и газеты «Север», «Литературные прибавления к биржевым ведомостям», много писал в «Вятскую речь». Свои страницы произведениям Михаила Николаевича, отличавшимся «строго реалистическим, ритмически спокойным, плавным, с большими периодами и тяготением к пейзажу» стилем, предоставляли также «Вятские епархиальные ведомости» и газета «Вятский вестник». А в начале 1900-х годов в петербургском журнале «Странник» печатались главы из автобиографической повести «Академист-монах». Некоторые публикации на актуальные духовно-нравственные и просветительские темы вышли отдельными изданиями.
С 1914 по 1917 годы М.Н. Решетников служил земским начальником в Малмыже. Этот период хорошо запомнился его сыну, жившему в отдельном доме вместе с родителями, бабушкой и сестрой. Лет через десять город на Шошме Михаил Михайлович выведет под названием Чагыр в «Чагырской повести». Возможно, появление такого названия было навеяно слышанной им от кого-то удмуртской колыбельной песенкой со словами «Чагыр, чагыр дыдыке» («Сизый, сизый голубок»). Вот начало произведения: «В летние тёплые вечера чагырцы выходили за ворота слушать скворцов и лягушачьи концерты. Скворешни на длинных шестах в Чагыре стояли у каждого двора. В эти часы благодатного молчания лягушки в болоте посреди города жили по-своему, как и деревья и небо, уже тёмное в вышине и палевое к горизонту. В тополях потухали красными огнями загоревшиеся в закате кровли низеньких чагырских домов. Не скрипели деревянные тротуары. Ветерок доносил чарующе-нежные запахи яблонь и розовато-белых цветов вишни. Нескончаемыми полотнищами тянулись крашеные заборы, поясом охватившие кудрявую зелень садов.<…>
Молодёжь коротала тихие вечера в городском саду на высоком берегу Жужы-речки, с трёх сторон обтекающей Чагыр и дальше уходящей к большой реке, родной сестре плавной Оки. В этом саду, известном среди чагырцев под прозвищем «Козьего загона» (название не столь презрительное, сколь историческое), были аллейки среди тополей, посыпанные песком, решётчатые скамьи и забор, китайские фонарики на деревьях и маленькая эстрада в виде раковины, где по воскресным и праздничным дням играл любительский струнный оркестр под дирижёрством Арделия Ивановича Рыбалки, учителя пения местной женской прогимназии, маленького щуплого интеллигента с чёрной тесёмкой от пенсне, перекинутой за ухо, и в поломанной старой шляпе-канотье, неизменно съехавшей на затылок, прозванного гимназистами «чижиком» за свои нелепые жесты и подпрыгивающую походку.<…>
Зимы в Чагыре были суровые, с метелями, буранами, в сугробах пухлого, отливающего синевой снега. <…> Так проплывали года над городом — сонные, скучные, однообразные. Затерянный в лесах, уходящих на сотни вёрст и больше к северу, к востоку, к сибирской тайге, в болотах и топях, окружённый необозримыми заливными лугами, куда летом чагырцы уходили за диким луком, за кисленкой, за балаболками и чистотелом, городок жил никому не известный, тишайший, многолетний. И тем не менее седые века оставили в нём свой глубокий след: на двух противоположных концах его в стороне от жилых построек ещё и до сих пор стоят каменные, изъеденные ветрами и временем башня и бойницы — узкие, длинные, со щелевидными окнами, похожими на монгольские глаза. И когда со сквозной, похожей на вышку, какие ставились на курганах в степях для наблюдения за кочевниками, пожарной каланчи с неизменным на ней сторожевым из вольной дружины вдруг узнаёшь о пожаре, то ясно ощущаешь дремотную жёлтую Азию, которая всё ещё спорит с Европой, уже проступившей в Чагыре белыми каменными домами купцов… и уездным реальным училищем — каменным зданием за городом, построенным земской управой».
Об упомянутых в начале повести лягушачьих концертах М.М. Решетников через полвека подробнее рассказал в газетной заметке. Малмыж своего отрочества он охарактеризовал как «типичный захолустный уездный городок дореволюционной России», который «в те годы утопал в садах и патриархальной тишине». И далее: «Никаких культурно-просветительских учреждений, кроме мужской гимназии, женской прогимназии и городского училища, да ещё маленького кинотеатрика «Жизнь — игра», в городе не было. Непритязательный эстетический вкус основного населения городка вполне удовлетворяли соловьиные рулады, доносившиеся из ближних рощ, да ещё… лягушачьи концерты.
Почти в самой середине городка вдоль одной из улиц лежал пруд с деревянным мостом через него. В погожие летние вечера на берег в большом количестве вылезали лягушки и принимались неистово голосить, сливаясь в своеобразный хор. Как только лягушки начинали летним вечером свои «вокальные выступления», к пруду группами и поодиночке тянулись жители городка. Они усаживались на берегу на специально устроенные тут деревянные скамьи и подолгу слушали лягушачьи концерты, страшно громогласные, разносившиеся по заре далеко в окрестностях. Трудно сказать, какие чувства и помыслы рождали они в душах слушателей, но все сидели молча, не переговариваясь друг с другом, и засиживались до темноты».
Поводом к воспоминаниям о «болотных песенницах» явилось то, что, просматривая в библиотеке имени А.И. Герцена комплект приложения к «Вятским губернским ведомостям» за 1902 год, М.М. Решетников нашёл там «любопытную заметку одного из старых вятских краеведов Н.Н. Блинова», в которой, в частности, говорилось: «Любовь вотяков к музыке несомненна. В деревню Кулму Малмыжского уезда (ныне Кульма Кильмезского района) вотяки принесли из Уржумского уезда тамошних лягушек, «хорошей породы песенниц», и развели их в своём пруде, чтобы наслаждаться по вечерам оригинальными лягушачьими концертами».
Большое место в «Чагырской повести» уделено событиям февраля 1917 года. Пришедшее к власти Временное правительство упразднило должность земского начальника. Получивший к тому времени личное дворянство статский советник М.Н. Решетников переехал в Уржум, где, по воспоминаниям сына, «сразу же был избран народным судьёй по Уржумскому уезду, председателем уездного съезда народных судей и назначен уездным комиссаром юстиции». Довелось Михаилу Николаевичу на некоторое время вернуться и к преподавательской деятельности. Среди тех, кто посещал его уроки литературы в Уржумском реальном училище (школе второй ступени), был и будущий классик отечественной поэзии Н.А. Заболоцкий. Переехав летом 1919 года в Вятку, Михаил Николаевич работал в различных учреждениях на связанных с юстицией должностях. Никаких статей и беллетристики он уже не писал. Однако та питательная среда, в которой с рождения воспитывался его сын, сделала последнего известным литератором, произведения которого не устарели до сего дня.
На иллюстрациях:
— Михаил Николаевич Решетников;
— Михаил Михайлович Решетников.
